Сокол увидел, как посветлел ее взгляд, а выражение лица стало мягким и теплым, полным гордости, когда женщина посмотрела на своего сына. Как ему хотелось, чтобы она так же взглянула и на него!
Сокол внимательнее посмотрел на своего сводного брата. Он был старше Сокола года на четыре и на несколько дюймов выше. Волосы – темнее, чем у матери, каштановые, но глаза – такие же карие, как и у нее. Рядом с ним сидела маленькая Кэрол, держа на коленях книжку-раскраску. Чэд Фолкнер изучал Сокола с любопытством. Разговор матери с миссис Ролинз, по-видимому, мало интересовал его.
– Здравствуй, – проговорил он с притворным безразличием. – Что ты здесь делаешь?
Этот вопрос напомнил Соколу о поручении, с которым его послали в дом.
– Он… сказал, что собирается днем ехать в город и просил приготовить для него лeнч к половине двенадцатого.
– Кто сказал? – переспросила Вера и, нагнувшись к Кэтрин Фолкнер, объяснила: – Каких трудов мне стоит заставить его, говоря о людях, называть их по имени. – Затем вновь обратилась к Соколу: – Ты хочешь сказать «мистер Ролинз»?
– Да, это просил передать вам мистер Ролинз.
Уголком глаза Сокол видел, как жена его отца поглядела на плоские золотые часики.
– Если тебе надо готовить лeнч, Вера, то мы, пожалуй, пойдем.
Она встала и направилась к двери, старательно обходя Сокола.
– Не уходите, – запротестовала Кэрол, когда с коленей у нее забрали книжку-раскраску. – Я еще не успела закончить раскрашивать для Чэда эту картинку.
– Принесешь ее к нам домой после обеда. – Чэд снисходительно погладил девочку по золотой головке. – Может быть, тогда вместе слепим снеговика.
– Правда? – Лицо девочки вспыхнуло от радости.
– Чэд, ты ее так балуешь! – притворно вздохнула Вера, но Сокол понял, что миссис Ролинз очень этому рада.
Сокол смотрел, как жена его отца надевала тяжелую парку с меховым воротником и слушал ее мягкий голос, когда она благодарила хозяйку и прощалась с ней. Затем хлопнула входная дверь, гости ушли. И только запах, оставшийся в прихожей, напоминал об этой необыкновенной женщине, жене его отца.
Дважды за неделю Сокол видел отца. Всякий раз тот расспрашивал мальчика, как живется на новом месте и не надо ли ему чего-нибудь. Сокол смотрел в голубые глаза и понимал, что отец и не ждет от него ответов на свои вопросы. И он ничего не говорил о том, как ему одиноко здесь, среди чужих людей.
А вскоре он впервые пошел в школу, в которой учились дети белых людей. Он проснулся рано утром и был готов задолго до того, как настала пора отправляться на занятия. Сокол с тревогой ждал этого дня. Что ждет его в новой школе? Будут ли учителя бить линейкой по рукам, если услышат, как кто-нибудь заговорил на языке навахо? О своих новых товарищах по школе он старался не думать.
Уже одетый, с зачесанными назад волосами, он стоял на кухне у окна и ждал с кажущимся бесстрастным спокойствием, пока Вера расчешет золотые волосы маленькой Кэрол и завяжет на них банты. Сегодня Том Ролинз отвезет их в школу сам. А потом они будут ездить туда на автобусе.
– Сокол, ты запаришься здесь в своем пальто. – Ролинз сидел за кухонным столом и допивал кофе. – Почему бы тебе не выйти на улицу и не подождать? – предложил он. – Кэрол скоро будет готова.
Сокол с готовностью принял это предложение и, почти беззвучно ступая, вышел из дома. Морозный воздух покалывал лицо, и при каждом выдохе изо рта мальчика вырывалось белое облачко. Сокол посмотрел в сторону большого белого дома, видневшегося за деревьями. Там жил его отец. И тут он увидел отца. Фолкнер вышел из дома и направился к машине, стоящей у крыльца. Отец был одет необычно. Сегодня на нем было длинное темное пальто, полы которого развевались на ветру, и темные брюки. И Сокол вдруг почувствовал себя маленьким, слабым и одиноким.
Он сорвался с места и со всех ног побежал к отцу, подгоняемый непонятным страхом.
– Ты поедешь с нами в школу? – мальчик с надеждой смотрел на отца.
– Нет. Я еду в Феникс… по делам. И как раз собирался зайти к Тому, чтобы попрощаться с тобой.
Он избегал глядеть Соколу в глаза и рассматривал ключи от автомобиля, которые держал в руке.
Страх пробежал холодком по спине мальчика. Неужели отец бросит его здесь совсем одного!
– Когда ты вернешься?
– Должно быть, не слишком скоро. Попытайся понять, Сокол. Мне надо уехать. Я не могу больше здесь оставаться, потому что меня постоянно преследует мысль, что она по-прежнему ждет меня. Здесь слишком многое напоминает о ней… Мне нужно сменить обстановку. Я вернусь, я ведь и прежде уезжал, не так ли?
Но на этот раз все было по-другому. Его отец был единственным, кто мог защитить и поддержать в этом чужом, переменчивом мире. Но мальчик не знал, как сказать об этом отцу, и лишь молча смотрел на него.
– У тебя теперь будет много дел – и в школе надо учиться, и Тому помогать. Ты даже не заметишь, что я уехал.
Сокол услышал легкие шаги за спиной и оглянулся. Это была Кэтрин, жена его отца. Женщина с неприязнью взглянула на Сокола, холодное выражение в ее глазах растаяло, когда она перевела взгляд на мужа.
– Ты ведь сказал, что должен спешить, – недоуменно проговорила она.
– Уже еду.
Мужчина взглянул на Сокола и направился к машине, потом обернулся и проговорил:
– Успеха тебе, парень, в твой первый школьный день. – Затем глянул на женщину. – До свидания, Кэтрин.
– Не забудь позвонить, – напомнила она с улыбкой.
Вместо ответа отец помахал ей рукой и сел за руль.
– Сокол! – послышался издали оклик Тома Ролинза.