Коровы жевали сено, которое несколько ковбоев сбрасывали с тележки.
– Они принадлежат мистеру Фолкнеру, – ответил Ролинз.
Подтверждение того, что стадо действительно принадлежит его отцу, вызвало второй вопрос.
– Все приходят к тебе, Том, чтобы узнать, что нужно делать. Ты отдаешь приказы. Почему не он, если все эти животные принадлежат ему?
– Потому что он нанял меня, чтобы я следил за ними. Иными словами, я замещаю здесь мистера Фолкнера.
В это время Ролинза окликнули, и разговор был окончен. Но Сокол уже понял, что Том Ролинз – очень важный человек, гораздо более уважаемый, чем все прочие на ранчо.
На третий день, когда они были снова на ранчо, Ролинз послал Сокола домой с поручением.
– Скажи Вере, что днем я уезжаю в город по делам, пусть приготовит лeнч к половине двенадцатого.
Когда Сокол поднялся на высокое крыльцо, он услышал голоса, доносившиеся из гостиной. Один из голосов мальчик узнал сразу – говорила жена Ролинза. Но только сейчас она говорила почтительно и неторопливо. Второй голос – тоже женский – звучал чисто и мягко, как голос птицы, и Соколу захотелось взглянуть на его обладательницу.
Женщины говорили так громко, что разговор, очевидно, заглушил звук открывшейся входной двери, а потому ни Вера, ни ее собеседница не заметили Сокола, застывшего на пороге гостиной. А он во все глаза глядел на удивительную женщину, сидевшую на длинном диване. Она была стройной, тонкой и гибкой, ее руки двигались плавно и грациозно, как ветви ивы на ветру. Ее светло-русые, как шкурка новорожденного олененка, волосы отброшены назад с лица и падали на плечи длинными шелковистыми волнами. Лицо, гладкое и светлое, сияло каким-то золотистым светом, а губы были алыми, как Красные Скалы. Она была одета в белый просторный свитер грубой вязки с высоким воротником, закрывающим шею, и – что вообще было самым удивительным – мужские брюки. Сокола настолько изумила эта белая женщина, что он едва обратил внимание на высокого мальчика, который сидел рядом с ней.
– Муж убежден, что в Фениксе скоро начнется новый земельный бум, – говорила женщина. – Можешь себе представить? Летом это место сущий ад, хотя признаю: зимой там – просто рай небесный. Как бы то ни было, он поговаривает о том, чтобы купить в городе землю… может быть, даже построить дом и проводить зимы в Фениксе. Говорит, что на этой неделе поедет в город, чтобы разузнать все получше.
Ее зубы казались такими белыми, а губы такими алыми, что Сокол не мог оторвать взгляда от этого рта.
– Неужели он решится? – спросила Вера Ролинз.
– Думаю, да. Это ранчо всегда было нашим домом, но ты знаешь, как уныло и одиноко бывает здесь зимой – снег иногда отрезает от всего мира на несколько дней, и никаких развлечений. А в Фениксе мы могли бы завести знакомых, сходить куда-нибудь пообедать и потанцевать.
Лицо ее осветилось улыбкой, которая мгновенно погасла, когда она наконец заметила Сокола, стоящего в дверях. Губы женщины сжались, их мягкий изгиб превратился в жесткую линию.
Эта внезапная перемена в лице собеседницы заставила Веру Ролинз обернуться. Глаза ее недобро блеснули, когда она увидела Сокола.
– Сколько раз я говорила тебе, не появляйся здесь, как из воздуха! Все вынюхиваешь, все подслушиваешь?!
Когда Вера Ролинз не успевала услышать, как он приближается – а так оно обычно и бывало, – она обвиняла его в том, что он следит за ней.
– Это и есть тот осиротевший полукровка, которого вы с Томом взяли на воспитание? – спросила Кэтрин.
– Да, это он, – казалось, Веру смутило это признание.
– Подойди поближе. Я хочу посмотреть на тебя, – женщина жестом велела Соколу приблизиться.
И хотя Сокол подчинился приказу, он почувствовал, как переменилась атмосфера в комнате, словно запахло грозой и перед ним засверкали невидимые сполохи молний. Он остановился перед женщиной, глядя в ее карие, отливавшие золотом глаза. Издали Соколу казалось, что они светятся теплым солнечным светом, но отсюда, с близкого расстояния он увидел в глазах женщины гневные молнии. Пристальный оценивающий взгляд словно обжигал его.
Когда Сокол вдохнул, он ощутил аромат, исходящий от женщины.
– Вы пахнете, как лужайка в горах, где растут дикие цветы, – благоговейно пробормотал он.
– Как тебя зовут? – спросила она, пропустив мимо ушей его комплимент.
– Сокол.
Женщина скривилась от неудовольствия, и тогда он сообщил ей свое имя полностью, чтобы она не смотрела на него так:
– Джим Белый Сокол.
– Кто дал тебе это имя? – спросила она требовательно.
– Я сам. – Сокол мог бы объяснить ей, как это было на самом деле, но женщина не дала ему такой возможности.
– У тебя есть еще какое-нибудь имя?
– Да, – кивнул Сокол.
– Какое?
Он заколебался. Возможно, если он сообщит свое тайное имя и тем самым даст ей власть над собой, то она перестанет поджимать губы и солнечный свет опять вернется в ее глаза.
– Тот-Кто-Должен-Идти-Двумя-Путями.
– Но ты зовешься Соколом, – подвела она итог, не оценив его откровенности. – А меня зовут Кэтрин Фолкнер. Мой муж – владелец этого ранчо. Ты знаешь это?
Сокол покачал головой. Он не знал, что эта женщина – первая жена его отца.
– Ты знаешь, что означает фамилия «Фолкнер»? – спросила она.
Он опять покачал головой:
– Нет.
– Она означает «тот, кто тренирует соколов или ястребов». Забавное совпадение! А ты как думаешь? – Ее голос звенел от напряжения. Она вовсе не ожидала, что Сокол ответит на вопрос, и повернулась к мальчику, сидевшему рядом. – А это мой сын Чэд Фолкнер.