Мастер поцелуев - Страница 88

– Состязание поцелуев? – Губы Сокола скривились, но юмора в его усмешке было очень мало. Перекинув поводья через седельную луку, он нагнулся к брюху лошади, чтобы затянуть подпругу. – Это что-то новенькое. Да ты, я смотрю, оригиналка.

Он продел подпругу в пряжку, затягивая ее.

Ланна ждала, но Сокол так и не задал вопроса, на который она рассчитывала.

– Ты не хочешь узнать, что я выяснила?

– Не особенно.

Сокол окончательно затянул подпругу и, задев Ланну плечом, прошел мимо нее, чтобы надеть на лошадь узду.

– Не может быть даже никакого сравнения, – проговорила она тихо, почти робко. – Я почти ничего не почувствовала.

– Очень жаль.

Сокол вставил в рот лошади удила. Послышался скрежет – лошадь принялась жевать мундштук.

– И это все, что ты можешь сказать? – на лице Ланны отразилось мучительное недоверие.

– У каждого из нас свои заботы. – Он застегнул узду на пряжку, а затем отвязал недоуздок. – Но я никогда не лезу в любовные дела других людей.

Ланна смотрела, как он взял поводья, чтобы увести оседланную лошадь.

– Куда ты собираешься?

– Надо проверить кое-какие загородки.

– Подожди, – Ланна положила руку ему на предплечье. – Я поеду с тобой. Дай мне какую-нибудь лошадь.

Сокол остановился и посмотрел на ее руку. Она казалась маленькой и белой на выцветшем желтом рукаве его рубахи. Когда он медленно перевел взгляд на лицо Ланны, его голубые глаза были непроницаемыми, лишенными всякого чувства.

– Я езжу верхом один, – заявил он.

Но Ланна отказывалась понимать намек.

– На этот раз тебе не придется ехать одному. Я поеду с тобой и составлю тебе компанию.

– Не слишком-то хорошая мысль – показаться в моем обществе.

– Мне это безразлично. Как ты не можешь понять, что для меня не имеет значения, кто ты и что ты? Я хочу ехать с тобой. – Она отбросила в сторону всю свою гордость и смотрела на него со спокойной решимостью.

– Я езжу один, потому что хочу этого.

Сокол двинул рукой, сбросив ее ладонь.

– Разве тебе никто не нужен, Сокол? – с болью в голосе спросила сбитая с толку Ланна.

– Зачем? – Сокол одарил ее еще одним пустым взглядом.

Это привело Ланну в бешенство.

– Ты прекратишь смотреть на меня, как какой-то проклятый… – Она запнулась на полуслове, чтобы подыскать другое слово.

Но Сокол уже подхватил словечко, которое она собиралась, но не решилась произнести.

– Как какой-нибудь проклятый индеец! Это ты хотела сказать? Да, именно так. Одна половина у меня индейская! С какой из половин ты хочешь прокатиться – с навахо или с белым? – вызывающе крикнул он.

Ланну оскорбили его слова, и она, замахнувшись, бросилась вперед, чтобы ударить его по лицу. Но рука так и не достигла цели. Сокол перехватил ее запястье и грубо притянул девушку к себе. Обе руки Ланны оказались прижаты к телу стальной хваткой, а саму ее грубо притиснуло, как к стене, к его каменной груди. Сокол сгреб волосы Ланны в пригоршню, безо всякой жалости оттягивая голову девушки назад. Боль была такая, словно он сдирал с Ланны скальп.

Не обратив внимания на ее полузадушенный вскрик, он впился в ее губы, терзая и насилуя в безжалостном поцелуе. Губы Ланны оказались прижаты к его зубам, и нежная кожа лопалась, оставляя на языке девушки вкус ее собственной крови.

Поцелуй закончился так же неистово, как и начался. Сокол оттолкнул ее от себя, и она, отлетев назад, споткнулась, едва сохранив равновесие. Инстинктивно она подняла тыльную сторону ладони к кровоточащим губам.

– Уходи, – глаза Сокола сверкали едва удерживаемой яростью. – Если поторопишься, то успеешь еще увидеться с Чэдом до того, как он улетит, и поплакать у него на плече.

Ланна почувствовала, как слезы текут по ее щекам, и нетерпеливо смахнула их.

– Ты не свободен, Сокол. Ты сам приговорил себя к жизни в одиночной камере. – Голос ее задрожал, но она с силой продолжала: – Ты никогда не будешь свободным до тех пор, пока не позволишь кому-нибудь любить себя и не научишься любить сам. Тебе нужно верить и нуждаться в других, чтобы жить настоящей жизнью.

Но этот призыв не произвел на него никакого впечатления. Сокол повернулся к Ланне спиной и взлетел в седло. Она смотрела, как он проезжает в открытые двери конюшни, пригнувшись под поперечной балкой. Выйдя на солнечный свет, лошадь под ним нетерпеливо затанцевала, но Сокол сдержал ее, и она пошла медленным шагом.

Глава 17

Целую неделю Ланна редко отваживалась выходить из дома. Она продолжала надеяться, что Сокол сам попытается встретиться с ней, но за все это время ей ни разу не удалось увидеть его, даже издали. Уныние, охватившее ее, росло с каждым днем.

Ланна продолжала пить на ночь сассафрасовый чай, просыпаясь утром с ощущением, что наконец-то она приходит в себя, но к середине дня живительная сила чая иссякала, и у девушки полностью пропадал интерес ко всему, что творится вокруг.

Она забрела в гостиную просто так, безо всякой цели, не зная, куда себя девать. Кэтрин составляла букет из белых и бронзовых хризантем, добавляя к ним побеги папоротника. Рядом стояла хрустальная ваза, предназначенная для будущего букета. Кэрол сидела на стуле возле камина и заканчивала очередное письмо сыну.

– Здравствуйте, Ланна. А мы удивляемся, куда это вы пропали, – Кэтрин на миг оторвалась от своего занятия, чтобы взглянуть на девушку. – Звонил Чэд и сказал, что он приедет в четверг.

– Очень приятно, – пробормотала Ланна.

– Он спрашивал, как вы. Я его заверила, что вы понемногу поправляетесь. – Она отрезала конец длинного цветочного стебля. – Тут у нас мало чем можно заняться. Надеюсь, Ланна, вы еще не начали скучать.