Мастер поцелуев - Страница 17

К оглавлению

– Только с маленьких девочек с белокурыми волосами, – поддразнил он Кэрол и шагнул к ней с шутливой угрозой.

Резко развернувшись, она опрометью побежала, пронзительно крича:

– Чэд! Чэд!

И когда тот появился, бросилась ему на руки.

– Он собирается снять с меня скальп! – кричала Кэрол. – Чэд, не дай ему схватить меня!

– Все в порядке, голубушка, – успокоил ее мальчик и бросил на Сокола свирепый взгляд. – Я не дам ему обидеть тебя.

Сокол молча наблюдал, как его сводный брат повернулся и пошел, унося на руках девочку.

Поздно ночью, когда все уже спали, Сокол выскользнул из дома, оседлал своего пони и поскакал на север. Полная луна освещала его путь, заливая землю серебряным светом. Не раз и не два он пришпоривал лошадь, почувствовав присутствие духов, странствующих в ночной мгле.

Перед рассветом он благополучно добрался до хогана дяди своей матери. Там он провел три дня, а затем приехал отец, чтобы забрать мальчика обратно. И Сокол не слишком горевал, покидая хоган Кривой Ноги. Почти год, проведенный вдали от родных мест, заметно изменил его. Пища в доме дяди казалась ему скудной. Соколу не хватало также душа перед сном и чистой смены одежды на каждый день.

И он без сожаления вернулся в мир белых людей.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Глава 5

Когда Сокол перешел в выпускной класс школы, отец сообщил, что выбрал для него факультет в одном из восточных университетов, куда осенью и отправит его. Новость совсем не обрадовала Сокола. Второй раз в жизни отец резко меняет его жизнь. Однако он понимал, насколько важны для него жизненный опыт и образование. А потому, когда пришло время уезжать, он собрался без малейшего протеста.

Отец проводил юношу до аэропорта и буквально до последней минуты твердил ему наставления и советы. Сокол слушал молча, как делал это всегда, затем мысленно просеял услышанное и оставил только то, что было, на его взгляд, ценным. Отец, сам того не желая, научил его главному – доходить до всего своим умом.

Пропасть, возникшая между отцом и сыном, могла быть уничтожена Фолкнером. Но он не хотел или не мог изменить своего взгляда на незаконнорожденность сына и его смешанное происхождение. Поэтому их близкие отношения так и не восстановились. Когда им случалось оставаться наедине, они говорили о чем угодно – о ранчо, школе или отцовых делах в Фениксе, но только не о том, что действительно волновало или тревожило мальчика.

Все эти годы Фолкнер активно скупал земли в Фениксе – некоторые продавал с огромной для себя выгодой, другие отводил под жилищные участки, а на остальных строил промышленные или торговые сооружения. Не брезговал Фолкнер и приобретением цитрусовых рощ и акций медных рудников. Многие шутили, что Фолкнер намеревается до того, как умрет, прибрать к рукам весь штат Аризона.

Итак, Сокол начал учиться. Каждое лето он возвращался на ранчо, чтобы поработать во время каникул. Парень никогда не требовал для себя снисхождения и брался за любую работу, за что снискал уважение всех ковбоев на ранчо. И все же между ним и теми, с кем ему приходилось общаться здесь, всегда стоял барьер, который Сокол так и не сумел преодолеть. Он был незаконнорожденным сыном мультимиллионера.

Только среди навахо он мог оставаться просто человеком. И поэтому всякий приезд в резервацию был для него праздником. Каждое лето Сокол проводил две недели у родственников своей матери – отец дал на это разрешение много лет назад после той ночи, когда мальчик сбежал с ранчо в резервацию.

В этот свой приезд Сокол направился верхом на высокогорное пастбище, где его дядя Кривая Нога держал овец.

В горах Сокол окунулся в знакомый с детства мир и следовал всем обычаям Людей, все глубже постигая их образ жизни. Он бережно расходовал воду, умывая лишь лицо и руки, как делали все, – чистота очень важна. Однако купались навахо редко, потому что на это уходит очень много воды. Стояло лето, и большинство членов семьи спали не в хогане, а снаружи, и Сокол всегда следил за тем, чтобы ненароком не перешагнуть через спящего и тем самым не навлечь на него какую-нибудь беду. Он вообще придерживался всех табу, принятых у его соплеменников. Избегал разбитых молнией деревьев, никогда не убивал койотов или гремучих змей… Для Сокола эти предрассудки казались не более смехотворными, чем маниакальная боязнь, которую белые испытывают по отношению к черным кошкам или тринадцатому числу, выпавшему на пятницу. А чего стоит одно только убеждение белых, что, пройдя под прислоненной к стене лестнице, навлечешь на себя несчастье…

Вместе со взрослыми мужчинами из дядиного семейства Сокол сидел в парильне, распевая монотонные молитвы, обращенные к северу, и очищая тело. По вечерам, когда семья собиралась вокруг костра, он вместе со всеми обсуждал новости и слушал занимательные истории. Чаще всего в эти дни они обсуждали новый дом, который власти штата строили для Кривой Ноги. Они подробно расспрашивали Сокола обо всем, ведь он жил в подобном доме. Родственников интересовала и его жизнь на Западе, они буквально засыпали Сокола вопросами. Во время этих бесед Сокол очень ясно почувствовал, с каким презрением родные его матери относились к белым.

Заветные две недели, как всегда, пролетели, словно один день. Наступило утро отъезда. Спустившись верхом в долину, Сокол пересел в свой пикап, который он оставил возле хогана одного из своих двоюродных братьев, и под жарким августовским солнцем отправился в другой мир – мир белых. Зной преследовал его весь день пути. Прохладнее стало лишь поздним вечером, когда Сокол подъехал к двору ранчо. Здесь царило непривычное оживление, и Сокол с запозданием вспомнил, что сегодня должен вернуться Чэд. Очевидно, импровизированная вечеринка в честь сына и наследника Фолкнера – в самом разгаре.